Натур-философия натур — различия между версиями

Нату́р-филосо́фия нату́р (ну и ну!.., новое дело, значит, — вóт ещё одно сложное слово, от лат. natura и греч. filosofia) — разумеется, я ни на минуту не ставлю перед собой задачу кое-что пояснить или сделать понятным. Но скорее — в точности напротив: ещё более затемнить... то́ зыбкое (не)понимание, которого, как явствует по определению — не было и вчера..., и позавчера — и вообще во все времена — вплоть до момента встречи с этим с(т)ранным текстом... — «Натур-философия натур», значит.

...и в первую очередь, я уже слышу, меня настойчиво спрашивают откуда-то из кустов (где уже давно стои́т рояль):

...но почему же это сложное слово (в два корня) написано не’правильно?..

...« нату́р-филосо́фия » — ведь так не пишется..., чтобы — через чёрточку, — и даже не говорится...

  В связи с (со)предельной глупостью последнего вопроса — у него имеется одно несомненное достоинство... А именно: он не требует ответа. Равно как и вы... — А потому я и продолжу в прежнем духе, ограничившись попутным замечанием, что «понимание» может находиться — немного ниже. Дым до небес... Как это широко принято...

  Как и полагается (скромно потупив глаза) — начнём с малого...^[3]:53

Натур’фило’софия, говоря не своим голосом — это тройчатосложное слово чаще всего можно встретить в качестве некоего исторического термина, обозначающего нечто такое, чего сегодня уже (якобы) не бывает. Или почти не встречается, как некий (почти клинический) анахронизм, отживший не только своё время, но и срок... А именно: в течение примерно двух десятков веков под натурфилософией понимали некую всеохватывающую (системную, с позволения сказать) картину природы, намеренно выстроенную теми или иными мыслителями прошлого как «целостную систему самых общих законов естествознания».^[4] Спасибо... — Несмотря на всю чудовищность, всё же запомним это професси(ональное) определение, поскольку посреди всего мусора в нём содержится — одно — очень точное и важное по’нятие...

  Теперь взглянем немного на зад: кто же <впервые> пустил эту утку. Ответ будет прост и якобы точен. Пожалуй, впервые термин «philosophia naturalis» можно встретить у греческого мсье Сенеки, — («...Мой друг, Сенецио, старик, — прошли твои былые годы...»)^[5]:124 Однако не будем торопиться. Поверить в подобные, с позволения сказать, сведения — несомненная передержка. Куда вернее было бы выразиться так: из сохранившихся письменных (и переписьменных) источников именно за стариком Сенекой долее других был удержан приоритет в употреблении этого термина... А ещё вернее сказать так: среди клановых профессионалов от философии (понимаемой как науки) первым бенефициаром термина «натурфилософия» принято считать именно Сенеку. И здесь (посреди & между строк якобы пустого пререкания) содержится некое точное знание.

Минутку терпения, если возможно...

Сейчас объясню: какое именно...

  — Немало...важно понимать, что натурфилософия выросла ещё в начальный период классического по...знания (к примеру, в античности) как противоположная (а временами даже и противо’стоящая) религии попытка найти некий рациональный «первоисточник», «конечные причины» и «фундаментальные закономерности» всего сущего (в частности, природных явлений), не прибегая при этом к слову «бог» или «боги». К слову сказать, эта потребность (далеко не очевидная) относится к числу фундаментальных изъянов обезьяны..., чтобы не говорить о — природе человека. И здесь мы слышим впервые (пускай и скрытое между строк) слово: «натур-философия натур».

Одним словом: монизм, но без бога.

  С течением времени и развитием цивилизации отдельные области знания, формируясь в группы заинтересованных или влиятельных лиц, объясняли всем окружающим свою необходимость (или полезность), затем получали свои институты и (как следствие) — эмансипировались, перерастая в отдельные профессии или кланы со своими целями, деятельностью и языком. — В частности, примерно таким путём «натура» (не путать с натурщицей!) постепенно отделилась от «философии», образовав самостоятельную ветвь: науку. А затем — и целый куст наук. Как естественных (натуральных), так и умозрительных (спекулятивных).

  Примерно аналогичным образом разделилось и представление о структуре философии как таковой... Во всяком случае, такова классика жанра с точки зрения истории европейской науки. Очень часто «натур’философию» в её изначальной, (в данном случае — древнегреческой) форме относят к многочисленным учениям о природе (объекте) — в отличие от учения о человеке, родовое начало которого обычно относят к двум греческим господам: прежде всего, Протагору (как представителю старших софистов) и Сократу (как первому представителю будущего племени сократиков и сокритиков). Именно здесь, по мнению профессионалов, и содержится точка расхождения (развилка дорог) философии (включая психологию) и естествознания (включая все позднейшие науки)... Однако в этом определении (смею заметить) содержится некая принципиальная нелепость, логический казус, в существо которого (ещё тогда, в свои ветхие времена) упёрлись лбами оба отца-родоначальника: Протагор и Сократ. Вернее сказать, Протагор этот казус сформулировал и поставил ребром, а Сократ — увы, не только не понял, но и попытался опровергнуть (прежде всего, в силу своей личной неприязни к Протагору).^{[комм. 1]}

  В классическом варианте профессионалы от науки называют натурфилософией — в прямом смысле (едва ли не в прямом переводе) философию природы, основной особенностью которой следует считать некое умозрительное или спекулятивное истолкование природы, рассматриваемой как объект (вещь в себе, если судить в «окантовке») в его целостности.^[6] Отсюда вырастала и характерная для профессорской философии проблема: толкования границ между естествознанием и натурфилософией.^{[комм. 2]} Разумеется, эта «проблема» (если попытаться обсуждать её серьёзно) была буквальным образом неотделима от тех «говорящих голов» (или пишущих ручек и ручонок), которые её обсуждали.^{[комм. 3]} А потому в разные времена границы между естествознанием и философией блуждали туда-сюда в достаточно вольных пределах.

  В древней Греции натурфилософия до состояния неразличимости сливалась с естествознанием (по причине, указанной чуть выше в про’странном комментарии) и чаще всего именовалась «физикой».^[6] Так происходило в (тяжёлых) условиях зародышевого состояния наук и почти полного отсутствия специализации (и, как следствие — соответствующих кланов). В дегенеративные времена средневековой схоластики натурфилософия развивалась (как — правило) в рамках дозволенной церковной инквизицией геоцентрической модели мира, пытаясь втиснуть в неё отдельные тезисы аристотелевской или неоплатонической космогонии. Начиная с эпохи Возрождения — натурфилософия (обладая всеми свойствами антитезы) противостояла (как могла) церковной модели мира, скрывая за попытками материалистического толкования целостности мира — по сути, атеизм, в разной степени откровенности... Развиваясь в этом русле, к XVII веку натурфилософия превратилась в почти полностью очищенный символ науки и научного познания мира в целом, скрывавший (или открывавший) за своей спиной путь — в сторону протестного (даже по отношению к протестантству) «позитивизма».

  Пожалуй, здесь было бы особенно уместно как следует ткнуть указательным пальцем (в нёбо), чтобы напомнить об основном труде дядюшки-Ньютона (да и не просто «основном», а глубочайшим образом зна́ковом для всей нашей цивилизации), где он сформулировал основные принципы (будущей и прошлой) астрономии и механики... Итак, если вам будет угодно услышать, извольте: этот фундаментальный труд носил ... носил примерно такое название: «Математические начала натуральной философии»..., хотя собственно натурфилософии (в старом и цельном понимании этого предмета) в нём было — не более жалкой кучки (пепла)... — Шаг за шагом, длившийся едва ли не полторы тысячи лет драматический период противостояния учёных и клерикальных властей, в качестве побочного эффекта, кажется, привёл к почти полному вытеснению натурфилософии — её старым однофамильцем «естествознанием», которое (в свою очередь) также распалось на множество составляющих её естественных наук.^{[комм. 4]} И так продолжалось до бесконечности, потому что..., потому что..., прошу прощения, — потому что делилась при этом... совсем не та «натура», о которой здесь было бы приятно подумать и сказать, но — прежде всего — внутренняя, человеческая... Та натура, которая в своё время (якобы) отделилась от старой (до’сократовской) «натурфилософии», образовав (якобы отдельное) «учение о человеке» (не хомологию, нет!..), к сожалению.

  Несмотря на все свои несомненные достижения в создании целостной картины мира, мистер Ньютон не поставил в этом вопросе окончательной точки. Процесс абсцесса по-прежнему продолжался. В дальнейшем растущая специализация наук и образование на их основе множественных кланов учёного мира, всё более пухлых и раздутых — привела к фактической подмене (замене) прежнего понятия натурфилософии, а затем и её фактическим — похоронам. Состояние клинической смерти, кроме всех прочих, если не ошибаюсь, попытался в своё время зарегистрировать английский месье Фридрих Энгельс (в данном случае, действуя как широко известный в своих узких кругах нотариус & бухгалтер по части прибыли, драгоценный наш человек).

  Посреди (всего прочего) похоронного пафоса, в приведённом свидетельстве Фриды Энгельс мы имеем (не)счастье наблюдать всё тот же (не раз упомянутый и столько же раз пропущенный) казус, только теперь — вид слева. Говоря словно бы по сути вопроса, Энгельс (по форме) безнадёжно путает науку и натурфилософию (два перевода одного слова) только по той причине, что — как материальный материалист — забывает о главном инструменте познания. Разумеется, я имею в виду так называемого «человека»... — Весь мир в целом (не исключая также его отдельных элементов, кусочков и фрагментов расчленённого тела) доступен людям (равно как и всем прочим организмам без исключения) только в рамках и через призму собственного восприятия. Как следствие, полученная картина мира неизбежно обладает всеми свойствами инструмента познания.

  — При всей своей подавляющей важности для развития цивилизации, наука была основана на приборном способе познания (якобы независимом и «объективном). Это был, если угодно, её пунктик, фетиш или системный Бог, который назывался «опыт». Сейчас я не стану подвергать сомнению сам по себе приборный способ, который ничуть не более объективен, чем всякий другой. Главное в данном случае — другое. Дело заключается в том, что далеко не всё в мире (и это ещё очень мягко сказано) поддаётся приборному способу познания. В частности, большинство вопросов так называемой «натурфилософии» — далеко выходит за рамки существования любой науки, поскольку «мир в целом» (как величина умозрительная и свойственная в основном сознанию) далеко выходит за рамки любого прибора.

И здесь... я вынужден прервать этот разговор (черезчур сложный), чтобы не выйти за рамки & границы обозначенной выше «натур’философии»...

  Однако теперь, действуя (якобы) ради её прояснения..., — неминуемо придётся сделать шаг назад, а затем и ещё один, — в те времена, когда ещё не было науки или философии, но проклёвывалось нечто..., столь неосторожно названное греческим господином Сенекой двумя словами: «philosophia naturalis»..., — (...Мой друг, Сенецио, старик, — прошли твои былые годы...)

Оставим, потому что слишком..., слишком давно это было... Всё равно из пустого пальца два раза не высосешь...^[9] — И Сенека (терпеливо напутствуемый одним императорствующим шизо’хреником, своим воспитанником) испил свою чашу прекрасной отравы..., от(п)развившись, таким образом — туда, на тот свет.

  И здесь я принуждаю себя вернуться во времена той первой, глубоко ошибочной и нелепой развилки, в которой (согласно классической истории философии) древняя «любовь к мудрости» усилиями Протагора и Сократа решительно разделилась на две части. От прежней «натурфилософии» (посвящённой познанию природы) стараниями этих двоих якобы отделилось некое — учение о человеке (или природе человека). — Так, словно бы эти две природы в самом деле возможно разделить...^{[комм. 5]}

— А потому сократим..., как говорил один мой приятель..., — очень старый приятель..., — именно так: сократим, потому что больше ничего хорошего из этого отверстия в ближайшие полгода не вывалится.^[3]:375

Потому что теперь (и без лишних слов) всё — ясно. Как тень на плетень.

  — Так во́т что́, по существу, обозначает эта странная... фраза, вернее сказать, определение, состоящее из трёх аккуратных слов..., в которых «философия» с двух сторон словно бы взята под конвой Натур... В окружение. Или кольцо. Из которого положительно нет никакого выхода...

Натур-Философия-Натур, вот так, почти в одно слово... Натур-Философия-Натур. Невзирая ни на какие казусы исторического & истерического сознания... «Натур-Философия-Натур». Как окончательный артефакт природы (в том числе и человека). Или как свидетельство обвинения... «Натур-Философия-Натур» — словно констатация простейшего факта, что любая попытка познания необходимым образом находится в заключении..., или, попросту говоря, безвыходно зажата между двумя натурами: познающей и познаваемой.^{[комм. 6]} А всякое искусственное «извлечение» за рамки «натур-философии» какой-то отдельной науки (к примеру, из области естествознания) или психологии (дисциплины о внутренних механизмах и морали) является по сути — типичным казусом. Недомыслием. Спекуляцией. Или — чистейшим упражнением мысли в рамках обычной для человека эмансипации понятий,^[11] так или иначе ведущей — туда, всё дальше и дальше по пути клановой специализации.

  — Во́т что́, по существу, означает триединая (как отец, сын и святой дух) формула «Натур-философия-натур». Как всякая образцовая тавтология, она несёт в своём чреве несомненную истину..., и ещё — изрядную долю эпатажа, этого незрелого плода ..., вернее сказать, зерна.^[12] — Именно тáк, зерна..., старого как этот мир зерна человеческого недомыслия.^{[комм. 7]}

Хотелось бы спросить... напоследок: ну, и что́ может вырасти из этого зерна?.., к примеру, — ржи или плевела философии, раз и навсегда зажатой меж двух натур (рослых и мордастых)...^[14]:601

И хотелось бы спросить..., да слишком уж глупо задавать вопросы... после всего.^[15]:635